Для того чтобы Ваш враг перестал на Вас клеветать, нужно дотронуться рукой до своих губ, а затем до земли и сказать заговор, чтоб поставить замок:
Земля-мать молчит, ничего не говорит,
Так бы и (такой-то) обо мне (имя) молчал,
Языком бы не вертел,
Рта бы не открывал.
Ключ, замок, язык.
Вообще, этой теме моя бабушка уделяла большое внимание и наглядно показывала, что может происходить с человеком, которому ставят на уста и разум замок. К примеру, она мне говорила: «Сейчас придет к нам Райка Капустина попросить травки от тяжелых месячных, а ты возьми и положи крест-накрест эти два ножа и скажи про себя следующий заговор:
Крест лежит, Рая молчит.
Рая молчит, ничего не говорит.
И пока я нож с ножа не сниму,
Мой дядя умер в 47 лет. У него не было никакой опасной болезни, с ним не произошло никакого несчастного случая. Жил человек — и вдруг умер. Это было шоком для всех нас. А мне иногда кажется, что если бы две женщины — его жена и его мать — не приняли бы в свое время непоправимое решение, он сейчас был бы с нами. И не только он, но и его младшая сестра и сын, которым не суждено было родиться.
Бабушка много раз рассказывала об этом:
«Я с детства говорила: абортов не буду делать никогда. Но в 42 года забеременела пятым ребенком. Уж как я плакала! Муж больной, старшая дочь взрослая, сыну младшему пять лет, а тут дело такое. Пошла в церкву, ревмя реву. А одна женщина другую спрашивает: “Чего это она так убивается?” — “Да чего, аборт делать не хочет”. — “Ну, нашла из-за чего убиваться: все делают”.
Золовки, подруги — все в церкву ходят, посты соблюдают. Хоть бы кто слово сказал: “Оставь! Одумайся!”
А у меня мама верующая, свекровь верующая. Золовки, подруги — все в церкву ходят, посты соблюдают. Хоть бы кто слово сказал: “Оставь! Одумайся!” Никто — ни гу-гу. Муж молчал: знал, что мне поднимать. Ну, и помалкивал. Как хочешь, мол.
Пошла я на аборт. Реву, врач говорит: “Что, больно тебе, миленькая?” Говорю: “Какое там ‘больно’! Я ведь дитя свое убиваю”. А она так посмотрела и говорит: “Страшно-то как! С нас-то тогда спрос какой будет!”
Девочка у меня была бы. Точно знаю, что девочка: во сне видела.
Моему дяде, бабушкиному младшему сыну, было на тот момент пять лет. Он был мальчиком нежной души. Подбирал на улице котят и щенят, был очень ласков к старшим сестрам. Увидев однажды кошку в родах, подстелил ей новое пальто. Если бы у него родилась тогда сестренка! Если бы!
Опять — заговор молчания.
А я долго думала: совсем по-другому могла сложиться его жизнь, если бы у него была младшая сестренка. Ему всегда мешало то, что он по жизни младший. А еще, если бы у него был второй ребенок. Может быть, сын. И он не разошелся бы с женой. И не умер бы неожиданно, без предварительной болезни и несчастного случая. А жил бы сейчас, воспитывал сына, и мы встречались бы большой семьей в деревне, и у меня была бы еще одна тетя и двоюродный брат, ровесник моего сына, и они бы, наверно, дружили.