Когда сложился заговор против робеспьера

27 июля 1794 года лидеры Великой французской революции Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон и Леба были арестованы прямо на заседании Конвента.

Робеспьера казнили спекулянты?

Фото: казнь Робеспьера

Известие об этом всколыхнуло всю Парижскую коммуну, которая полностью поддерживала революционных лидеров. На Гревской площади в Париже собралось около 3000 человек, требовавших освобождения своих лидеров. Их полностью поддерживала полиция. Поэтому, когда Робеспьера и его сторонников попытались посадить за решётку, начальник тюрьмы отказался принять самых именитых деятелей революционной Франции. В результате арестованных направили в городскую мэрию.

К коммунарам примкнула и национальная гвардия. Казалось бы, Робеспьеру и его сторонникам ничто не угрожало, но все неожиданно обернулось совсем иначе.

Дело в том, что революционная толпа и гвардейцы остались без лидеров. Якобинцы, вместо того чтобы возглавить штурм и освобождение арестованных, засели в своём клубе, где писали бесконечные воззвания. А между тем участники заговора против революционных лидеров активно действовали. Вечером было объявлено, что Робеспьер и его сторонники вне закона. Услышав об этом, коммунары и гвардейцы стали расходиться, и вскоре площадь опустела. Полиция и национальная гвардия тут же переметнулись на сторону победивших заговорщиков. Судьба революционных лидеров была решена.

На следующий день, 28 июля, Робеспьер и несколько его ближайших сторонников отправились на гильотину. Их казнили без суда и следствия, так как накануне их поставили вне закона. 29 июля был казнён ещё 71 человек.

Так что же произошло? Почему в течение буквально двух дней Робеспьер из самого влиятельного человека во Франции сначала превратился в арестанта, а потом был казнён? Трагическим событиям 27 июля (9 термидора по революционному календарю) предшествовали активные действия самого Робеспьера, приведшие к свержению революционного правительства.

Историки объясняют переворот расколом в самом стане якобинцев и усилением влияния сторонников Дантона, который был казнён якобинцами в начале года. Хотя существует и другая версия, суть которой сводится к следующему — контрреволюционный переворот устроили коррупционеры и спекулянты.

26 июля (8 термидора) Робеспьер выступил в Конвенте с яркой речью, полной безадресных угроз. Он обещал рубить головы всем, кто будет уличён в коррупции и спекуляциях. Конвент требовал от него назвать конкретные имена, но Робеспьер отказался это сделать. Впрочем, те, к кому были обращены эти угрозы, его услышали. Дело в том, что лидер Французской революции не бросал слов на ветер. С самого начала революции якобинцы, сторонники Робеспьера, провозгласили революционный террор. Он заключался не только в физическом устранении монархистов, но и в казнях коррупционеров и спекулянтов. Таких казней было множество, и заговорщики, испугавшиеся лидеров революции, прекрасно об этом знали.

На самом деле у якобинцев не было другого выхода. Раздираемая революцией страна быстро нищала, в Париже начался настоящий голод. К 1793 году ситуация обострилась настолько, что 28 сентября Конвент был вынужден установить твёрдые цены на продукты и предметы первой необходимости — так называемый всеобщий максимум.

В конце октября была создана Центральная продовольственная комиссия, которая должна была ведать делом снабжения и осуществлять контроль за проведением максимума.

Но самое главное — были все основания всерьёз опасаться за свои жизни.

Заговор против Робеспьера возник и сформировался буквально за одну ночь — с 26 на 27 июля. Его возглавили члены Конвента Карье, Барер, Бийо-Варенн, Колло д’Эрбуа и Фукье-Тенвиль.

Позабыв о личных политических разногласиях, обуреваемые страхом смертной казни за свои коррупционные преступления и злоупотребления властью, они быстро договорились, как действовать на заседании Конвента 27 июля.

На роковом для Робеспьера заседании ему даже слова не дали. Очень быстро была принята резолюция об аресте лидеров Французской революции и их казни.

От: NevzlinaT, &nbsp

Враги якобинской диктатуры поставили своей пер­вой задачей сбросить Робеспьера, которого они справедливо считали душой правительства сан­кюлотов. Весной 1794 г. стал составляться заговор недовольных. К заговору примкнули представители всех ненавидящих робес­пьеристов групп. Здесь были и бывшие роялисты (например бога­тый дворянин Амар), и фейяны (Буасси д’Англас), и жиронди­сты, и дантонисты (Тальен, Лежандр, Фрерон), и эбертисты (Бийо-Варенн и Колло д’Эрбуа), и люди без убеждений, поняв­шие, что звезда Робеспьера близка к закату (Фуше, Карье). Им удалось постепенно перетянуть на свою сторону большинство Ко­митета общественного спасения. Только Сен-Жюст и Кутон без­оговорочно поддерживали Робеспьера. После нескольких бурных заседаний, во время которых участники заговора обвиняли Ро­беспьера в стремлении к единоличной диктатуре, он ушел из Комитета и перестал участвовать в его работе. Это облегчило заговорщикам осуществление их целей.

Заговорщикам необходимо было добиться большинства в Кон­венте, то есть привлечь на свою сторону болото. До последнего времени депутаты болота не решались выступить против робес­пьеристов. Однако заговорщикам не стоило большого труда изме­нить их настроения. Была пущена в ход фальшивка — якобы со­ставленный Робеспьером список депутатов Конвента, которых ожидает эшафот. В этом списке фигурировали все лидеры болота; естественно, что они, во главе со спекулянтом-нуворишем Баррасом, примкнули к заговору. После этого заговорщики сочли, что настало время действовать и ждали лишь первого удобного случая.

8 термидора II года (26 июля 1794 г.) Робеспьер выступил в Конвенте с большой речью. Он надеялся на силу своего красно­речия и рассчитывал обезвредить заговорщиков. Опровергнув утверждения, будто бы он стремится к диктатуре и тирании, он открыто заявил, что прибежищем заговорщиков-контрреволюционеров являются теперь Комитеты общественного спасения и об­щественной безопасности. Программа Робеспьера заключалась в следующих словах: «Какие средства имеются против этого зла?

Многое остается неясным. Например, почему назначение доктора для госпиталя должно было зависеть от общественного обвинителя при Революционном трибунале (что понятно, если речь идет о враче для дофина), но, может быть, имелась в виду тюремная больница.

Князь Саксен-Альтенбургский полагал, что герцогиня Ангулемская — это дочь четы придворных по имени Мария-Филиппина Ламбрике, ее потом называли Эрнестиной. Ее считали незаконной дочерью Людовика XVI. Однако эта гипотеза оказалась быстро отвергнутой, поскольку была документально прослежена вся жизнь Марии-Филиппины Ламбрике, скончавшейся в 1813 г. в Париже. Следовательно, она не могла быть герцогиней Ангулемской, умершей без малого через 40 лет, в 1851 г.

Остается добавить, что концепция Луиго в ее главных линиях базируется просто на предположениях, а вмонтированные в нее реальные факты никак не способны подтвердить ее в целом.

Амбелен повторяет утверждение, что герцог Брауншвейгский, который вовлек Ферзена в ряды масонов, снабдил Наундорфа во время нахождения того в Швейцарии бумагами, удостоверявшими его происхождение. Но ведь герцог Брауншвейгский, глава большой части германских масонов, умер в 1792 г. и никак не мог совершить это, поскольку дофин (даже чисто теоретически) мог в любом случае оказаться в Швейцарии только после 1793 г. или 1794 г.

— Что Симон поручил вам передать мне и что вы мне дали в день, когда я обрезала ваши волосы?

Этим вопросом она вроде бы давала понять, что Симон передал через дофина его сестре какое-то секретное сообщение от роялистов. Однако не исключено, что речь идет о вопросе-ловушке для разоблачения обманщика или что этот эпизод является вымыслом от начала до конца.

В литературе собрано много свидетельств родственников влиятельных политиков времен Реставрации и самих представителей правящей династии, будто они слышали о том, что Людовик XVII жив и что известно место его нахождения.

Вместе с тем власти почему-то хотели видеть на скамье подсудимых еще одного человека — нотариуса Бесьера-Вейнака. Но, к счастью, он имел неопровержимое алиби. Свидетелями, показаниями которых оно было установлено, являлись члены апелляционного суда в Тулузе. Но вскоре они почему-то были уволены с занимаемых должностей.

Но уже во время процесса молва упорно связывала убийство Фюальде с тем, что он обладал бумагами, удостоверявшими похищение дофина из Тампля.

Однако прямых доказательств этого отыскать не удалось. Современники считали, что Фюальде мог получить бумаги о похищении дофина от Барраса или от маршала Дюрока, которому они были переданы на хранение Наполеоном. (Дюрок, герцог Фриульский, был убит в сражении 22 мая 1813 г.) Малоправдоподобно получение бумаг от Барраса, поскольку Фюальде проявил себя ревностным слугой Наполеона, ненавистного бывшему члену Директории. Но пока не найдено свидетельство существования связей между Дюроком и Фюальде.

Теперь несколько слов о трагической судьбе герцога Беррийского. Сохранившиеся документы (в том числе полицейские донесения) указывают на то, что о предстоящем покушении на жизнь герцога Беррийского властям стало известно по крайней мере за две недели до 13 февраля, когда он был убит ремесленником Лувелем. Нечто подобное, как напоминают исследователи, происходило за два века до этого, незадолго до убийства Генриха IV.

Возможность такого убийства казалась реальной из-за множества врагов, которых имел ненавистный непримиримым католикам Генрих Наваррский или республиканцам — наследник престола герцог Беррий-ский, с именем которого связывали надежду на увековечение династии Бурбонов. В случае, если в феврале в действительности готовился заговор, непонятно, каким образом слухи об этом докатились до различных городов — ведь они были зафиксированы помимо Парижа в Руане, Орлеане, Нанте и ряде других мест, включая глухие деревни. Стало быть, данная аналогия не есть еще доказательство, что как в первом, так и во втором случае существовал заговор, тем более что сведения о нем еще ранее получили распространение.

Вместе с тем имеются сведения, что у герцога Беррийского испортились отношения с его дядей Людовиком XVIII и влиятельным премьер-министром Деказом. Существуют записанные несколько десятилетий спустя показания ряда современников, будто они были свидетелями того, как герцог Беррийский требовал от Людовика XVIII уступить престол законному королю Наундорфу. Р. Амбелен считает, что герцог Беррийский как член узкого Королевского совета выдвинул это требование после того, как был ознакомлен с документами, похищенными у убитого Фюальде. Историк приводит вдобавок немало косвенных данных о том, что Лувеля подтолкнули к покушению люди, действовавшие по поручению Деказа (впрочем, подобные подозрения высказывались уже его современниками).

Было бы, разумеется, напрасно искать у М. Раски, как и у ее предшественников, доказательства всех этих необыкновенных историй и даже элементарной логики, хотя она приводит в своих книгах массу ничего не доказывающих деталей о тюрьме Тампль, о процедуре обмена Марии-Терезы на французских пленных и т.п.

Во второй половине декабря 1795 г. Мария-Тереза из Базеля, куда ее доставили французские жандармы, прибыла в Вену. Точнее, прибыла молодая девушка, которую представили как Марию-Терезу. Интересно, что она сразу же дала понять прежде знавшим ее придворным, что не желает их видеть, и оставалась потом в совершенной изоляции во дворце Хофбург.

Каковы могли быть мотивы для такой подмены? В сохранившихся письмах самой Марии-Терезы и в корреспонденции осведомленных современников можно найти намеки, что она была беременна (однако ничего не известно ни о том, кто был отцом ожидавшегося ребенка, ни о его дальнейшей судьбе).