По мере перемен во всей России происходили перемены и на Вятской земле.
Северная война, длившаяся 21 год (а ведь при Петре были и другие войны), и кипучая (кстати — во многом бестолковая) преобразовательная деятельность монарха потребовали исключительного напряжения всех сил государства, в первую очередь — чрезвычайных расходов.
«Неудивительно поэтому, что в течение многих лет этого периода , во всех самых отдаленных даже областях, в том числе и в Вятской, вся почти деятельность правительственных учреждений, всё заметное движение направлено было в изыскание именно новых и новых источников доходов».
Это и есть главная черта внутренней политики Петра: «На обывателя и крестьянина была, по выражению Ключевского, устроена «генеральная облава» и «можно было только недоумевать, откуда только брались у крестьян деньги для таких платежей». Каков был результат этого многолетнего «изыскания источников доходов» (сказать проще — нещадного выколачивания денег из податных сословий) для Хлынова и Вятского края в частности.
В целом же, итог петровского правления для Вятки можно выразить двумя словами: обнищание и обезлюдение. Вот, к примеру, как за время царствования Петра менялась численность населения Хлынова: «По данным переписных книг М.Воейкова и Ф.Прокопьева, в 1678 г. в Хлынове числилось 778 дворов и 2205 душ мужского пола, то есть около 4400 жителей обоего пола. Кроме того, в двух монастырских слободах (Большой и Кикиморской), где насчитывалось 62 двора, жило 227 монастырских крепостных и холопов. По переписи, проведенной ландратами во главе с князем Вяземским в 1717 г., в Хлынове, вместе с Дымковом и Макарьем, числилось 642 двора и 1555 душ мужского пола, то есть около 3100 жителей обоего пола. По 1-й же ревизии, то есть подушной переписи, проведенной полковником Солнцевым-Засекиным в 1722 г., было насчитано в кремле и на посаде 2276 жителей» (III,17-18). Не зря же Максимилиан Волошин сказал: «Царь Петр был первый большевик».
Как назло, в последнее десятилетие XVII века на Вятский край обрушился целый ряд стихийных бедствий, сильно подорвавших благосостояние вятчан еще до петровских чрезвычайных податей. Три года подряд — 1690-й, 91-й и 92-й — выдались неурожайными вследствие холодной и дождливой погоды, а за чередой неурожаев последовал падеж домашнего скота: «Волею Божию в тех годах был хлебный недобор большой: рожь и ячмень позябли и овсы все запали снегом и от многих дождей хлеб погнил, а конские кормы полою осеннею водою потопило. И был в те года великий скотский падеж и овцы выпали все без остатка». Сильно выросло количество бандитских шаек: «Вятских жителей многих торговых людей на Каме реке воровские люди разбили и пожитки у них многие побрали». Естественным следствием этих бед был рост недоимок (налоговых долгов) податного населения. Общая сумма вятских недоимок за двадцать лет, с 1680 по 1700 год, выросла до 60384 рублей (громадные по тем временам деньги). Подъячий Семен Бессонов, посланный в 1704 году на Вятку для розыска денежного недобора, в особенности с кабацких голов 1691 и 1694 годов, докладывал в Приказ Большой Казны: «От того многого разорения и скудости на Вятке и в пригородах на кружечных дворах питейной продажи меньше было и потому у них, кабацких голов Каргопольцева и Поторчинова со товарищи, и недобор учинился».
В довершение ко всем этим несчастьям в 1701 году в Хлынове случился страшный пожар, во время которого выгорел почти весь город: «Того ж сентября против 22 числа учинился пожар в Хлынове у Засоры, у Саввы Вепрева, и згорели церкви все, и ризы, и иконы, и книги, и людей 6 человек, и кремль город весь, и на посаде по Московской и Спенцевской и Копанская улицы, и на подгорье все до земских бань, и Успенский монастырь, и в девиче церковь». Таким печальным стал для хлыновчан первый год нового XVIII столетия!
Хлынов был полностью деревянным, и сильные пожары случались в нем и прежде. Но если раньше, при дешевизне и обилии леса и рабочих рук, город быстро восстанавливался, то на сей раз хлыновчане отстраивались с большим трудом — масса сил и средств были затребованы на государственные нужды. «Указ за указом следовал в это время на Вятку и к земским, и к таможенным, и кабацким бурмистрам, чтобы они, «не отмалчиваясь и не отписываясь ничем, под опасением битья нещадно батогами, отнятия животов и ссылки на вечное житье в Азов», высылали бы каменщиков и плотников к Архангельску для постройки крепости на Малой Двине, кузнецов в Азов, доставляли бы хлебные припасы на корм ратным людям и к Ладоге и Архангельску; давали бы денег по разверстке, на корабельное дело, делание седел и проч.; платили бы немедля все денежные налоги и доправляли бы еще правежом прежние недоимки и проч.».
«Пришла беда — отворяй ворота», — гласит пословица. За многими напастями последовали еще и набеги на Вятку взбунтовавшихся инородцев. В 1708 году земские бурмистры Хлынова писали в Москву в Ратушу, что башкиры и татары в том году разорили многие села и деревни в Вятском уезде: «Февраля в 6 и в 7 числах приезжали из Казанского уезду башкирские татары с 200 человек в Вятский уезд, и на рубеже в Вятском уезде разорили 6 деревень да починков без остатку; и тех деревень отяков с женами и детьми, и пожитки их, и лошадей, и скот увезли с собою в Казанский уезд, а иных убили до смерти. И помышляют идти на Вятский уезд в русские деревни». Приходили тревожные вести с севера — в 1709 году взбунтовались крестьяне Кайгородского уезда. Посланный от кайского воеводы Ивана Радилова в Хлынов за подмогой дворянин Михайло Карамзин сообщал, что бунтовщики «сбираются прийти в Кайгородок и воеводе от воеводства отказать, а кайгородских посадских лучших людей хотят побить до смерти; а из тюрьмы колодников из-за караула распустить на волю. И будучи в Кайгородском уезде на Лосевском погосте, они бунтовщики, забив в набат, по них, дворянине Михайле, подъячем и по рассыльщикам из ружья палили, из луков стреляли, и дубинами били всех насмерть. И за ним, Михайлом, с ружьями до речки Мыльницы гонялись, и он де убег на лошадях лесом, а остальных всех побили насмерть». Несомненно, главной причиной бунта кайгородцев было крайнее отчаяние от тяжести податного бремени. В 1710 году из Вятки в Кай послана военная экспедиция (сто солдат во главе со стольником Иваном Якушкиным), восстание подавлено, несколько человек казнены.
Полковник Григоров, присланный в Хлынов для охраны от набегов инородцев, в своем донесении в Москву от 12 марта 1708 года так описывает плачевное состояние Хлынова и прочих вятских городов: «Приехал на Вятку в город Хлынов и городские крепости осматривал; а по осмотру оказалось, что прежнее строение сгорело в прошлых годах (1700 году), также и вал, и рвы обвалились, и от воровских людей, если случай позовет в осаде сидеть, — будет не в чем; так же в пригородах: Орлове, Котельниче, Слободском и Шестакове городового строения — валу и рвов нет. А по его Великого Государя указам, которые присланы с Москвы и от Архангельска к вятским бурмистрам, велено вятских градских и уездных людей, и татар, и отяков выслать к Архангельску к строению крепости, что на Малой Двинке, больше двух тысяч человек, да в Петербург работных людей с 15-ти дворов по человеку, собрать рекрутов с 20-ти дворов по человеку. И если в Петербург вятчан многое число высланы будут, то на Вятке де городов строить и оберегать от прихода воровских башкирцев и прочих воров будет некем. А по подлинным ведомостям, в Казанском уезде и в иных местах в заговоре и в собрании воров башкирцев и Казанского уезда татар 40000 человек. А на Вятке ружья и оружейных припасов малое число, а которое де и есть, и то горелое. И что для нынешнего случая около Хлынова и пригородов нужно сделать рвы, и валы, и больварки; а по валу поставить хотя бы палисады, и на то строение зимним путем навозить лесу. А для бережения поставлены по многим дорогам на карауле вятские солдаты и уездные жители. Да из Сарапула воевода Петр Лосев писал, что воры башкирцы и казанские татары к городу и к иным местам приступали, а села и деревни выжгли, и многих людей порубили и в полон взяли. И вятские градские жители и уездные люди иноверцы о городовом строении подали ему челобитную, а в челобитной пишут: . в 1702 году приписаны они к городовому строению, что на малой Двинке, и всякие припасы готовят, и земских бурмистров, и целовальников с деньгами, и каменьщиков, и кирпичников посылают, да по вся годы больше 2000 человек посылают. И в нынешнем году бурмистров и целовальников с деньгами и разных работных людей спрашивают, и для высылки посланы солдаты. А у них по наряду посадские и уездные люди разосланы в Вятский уезд для обережки на заставы и для засек во многие места, чтоб воров в Вятский уезд не допускать. И к Архангельску работных людей за тем случаем высылать им опасно и некого. И Великий Государь пожаловал бы их, велел вместо работных людей им с дворового числа платить деньгами; а работных людей для нынешних нужд с Вятки ни к Архангельску, ни в Петербург спрашивать и высылать не велел бы и от ямских откупов их освободил, чтоб им от внезапного прихода воровских людей в разорении не быть. «.
На донесение полковника Григорова и челобитье вятчан из Москвы последовал такой ответ: «О работниках на Двине и С.-Петербурге и о деньгах быть по прежнему его Великого Государя указу, а городовые крепости на Вятке делать и починивать остаточным вятским жителям и уездным людям. «
Заговор Софьи против Петра I произошёл в 1689 году и заключался в желании Софьи стать самодержицей Российского государства.
Софья, в течении семи лет осуществлявшая регенство при своих малолетних братьях Иване и Петре не собиралась до конца своих дней оставаться в этом качестве и готовила дворцовый переворот, для того чтобы стать самодержавной царицей России. Но для успешного осуществления данной затеи надо было лишить царевича Петра права на престол.
Основным противником заговора считался князь Голицын.
Стрельцам были заранее сказаны предполагаемые денежные вознаграждения за участие в готовящемся перевороте.
В 1689 году рядовые получали по 1-2 рубля, командиры — 5-10, а некоторые даже 100 рублей. Вдобавок стрельцам было дозволено безнаказанно грабить дома убитых. По этому поводу фаворит регентшы Шакловитый говорил:
Вместе с тем стрельцы не намеревались довольствоваться ограблением убитых. Предствитель Шакловитого, Никита Гладкой, говорил стрельцам:
Сторонники правительницы Софьи прибегали и к запугиванию командиров стрельцов расправами, если у власти будут Нарышкины. Шакловитый говорил пятидесятникам:
8 июля 1689 года произошел первый публичный скандал: во время крестного хода Софья пошла со святой иконой вместе с двумя государями, что было непозволительно дерзким делом. Пётр потребовал, чтобы царевна не выступала наравне с царями, но Софья наотрез отказалась, после чего Пётр гневно покинул церемонию, уехав в Коломенское. Назревали важные события.
В ночь с 7 на 8 августа 1689 года в Кремле поднялась тревога, стрельцы взялись за ружья, так как кто-то пустил слух, что потешные войска Петра из села Преображенского идут в Москву. На Лубянке собрали отряд в 300 вооружённых человек, однако для чего их поставили никто не знал. Вместе с тем двое из тех, которые симпатизировали Петру, ночью помчались в Преображенское и, разбудив, предупредили царевича. Пётр бросился в одной ночной рубашке в ближайшую рощу, чуть позже ему принесли туда одежду и седло, а также привели коня, после чего он всю ночь скакал в сопровождении нескольких человек в Троице-Сергиев монастырь, за толстыми стенами которого 7 лет назад укрывалась Софья. Пётр прибыл на место утром 8 августа, бросился к архимандриту и рассказал о случившемся, прося защиты. В тот день в Троицу прибыли также преображенцы и семеновцы, верный Петру стрелецкий полк Сухарева и царица Наталья Кирилловна (мать Петра).
Троице-Сергиев монастырь был неприступной крепостью с высокими прочными стенами и восемью башнями, над которыми сверкали купола тринадцати церквей и на тот момент для русских это — святое место, символ и оплот веры и национальной независимости. Уже только то, что законный царь вынужден был искать убежище в Троице, усиливало негодование народных масс и войск против узурпации власти Софьей. Главным руководителем всего состоявшегося предприятия был не растерявшийся Петр, а князь Борис Алексеевич Голицын, который приходился Софьиному фавориту двоюродным братом.
Дальнейшие события развивались так, что царевна Софья постепенно утрачивала свой перевес, в то время как её брат Пётр его приобретал.
Чуть меня не застрелили. В Воздвиженском прискакали на меня многие люди с самопалами и луками. Я насилу ушла и поспела к Москве в 5 часов.
Софья отчаянно боролась за власть: Она просила поддержки, жаловалась на Петра, Нарышкиных, Бориса Голицына. Софья обвиняла их в злых умыслах против неё. Угрозы и обещания наград перемешаны в ее пылких речах с перечислением собственных заслуг (в основном мнимых). Царевна больше всего напирает на якобы успехи во внешней политике:
Всем вам ведомо, как я в эти семь лет правительствовала, учинила славный вечный мир с христианским соседним государством, а враги креста Христова от оружия моего в ужасе пребывают.
Такими доводами Софья вряд ли могла воодушевить своих сторонников — все помнили о позорном исходе крымских походов.
Попытка царевны разжалобить стрельцов успеха не имела. Вместе с фаворитом Софья не могла удержать в повиновении армию. По вызову Петра в Троице-Сергиев монастырь прибывали один за другим командиры солдатских и стрелецких полков с подчинёнными. Там стрелецкие начальники сообщили царю о тайных совещаниях, созванных Шакловитым и о его попытке совершить дворцовый переворот. После этого от Петра последовало требование, настойчиво трижды повторенное, выдать Шакловитого.
4 сентября в Троицу прибыли все иностранные офицеры во главе с генералом Гордоном — это со стороны выглядело, как признание Европой Петра царём.
6 сентября стрельцы добились от Софьи выдачи Шакловитого и его сообщников Петру. После первых ударов кнута заговорщик признался в замыслах убийства Петра и его сторонников — он выдал всех. Шакловитого и двух его самых близких сообщников осудили на смерть за государственную измену. Как сообщает историк Соловьев, Пётр, не привыкший ещё к жестоким нравам тех суровых времен, не соглашался на казнь, и только сам патриарх смог уговорить его. Когда же какие-то служилые люди потребовали подвергнуть Шакловитого перед казнью самой жестокой пытке, уже не нужной для дознания, то Пётр резко отказал им.
Софья вскоре была отправлена под стражей в Новодевичий монастырь, а её фаворит князь Василий Голицын — в ссылку. Иностранные дипломаты срочно послали в свои страны донесения, что в Москве отныне царствует Пётр.
Выдача Шакловитого означала, что после продолжавшейся месяц борьбы Софья потерпела полное поражение. Пётр и его сторонники успешно вошли в положение и взяли фактически в свои руки бразды правления. Стрельцы же вышли встречать ехавшего в Москву царя и в знак покорности легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами и молили о прощении.
Ещё продолжался суд над Шакловитым, а Петр, находясь в Троице, отправил брату и соправителю Ивану письмо с предложением, более напоминавшим требование, об отстранении Софьи от государственной власти. Пётр вещал:
Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас.
Под зазорным лицом подразумевалась Софья, которая не удостоена была полного имени и названа как С. А.
Далее Петр испрашивал разрешения:
Не отсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а не приличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре.
Письмо подводило итоги придворной борьбы и свидетельствовало о торжестве группировки Нарышкиных.
Объявленная зазорным лицом, Софья в конце сентября 1689 года стала узницей Новодевичего монастыря, там она провела 14 лет и умерла в 1704 году.
Пётр, ставший теперь полновластным владыкой России, на всю жизнь запомнил суровый урок судьбы и через много лет сказал Толстому:
Едва ли кто из государей сносил столько бед и напастей, как я. От сестры Софьи был гоним жестоко; она была хитра и зла.
Заговор против Петра III
Императрица Елизавета умерла 25 декабря 1760 года, мирно простившись с Екатериной и Петром, прося наследника любить маленького сына Павла. Без всяких проблем великий князь стал императором, а великая княгиня – императрицей. Но тревога Екатерины за будущее только усилилась, особенно после того, как стало ясно, что привязанность Петра к Елизавете Романовне Воронцовой сильна и глубока. Именно в этом и заключалась опасность для Екатерины. Елизавету Воронцову поддерживал весь влиятельный при дворе клан Воронцовых во главе с ее дядей – канцлером Михаилом Илларионовичем, который рвался к власти.
Легенды и слухи
Мимо рощи шла одиниоханька, одиниоханька, маладехонька.
Никого в рощи не боялася я, ни вора, ни разбойничка, ни сера волка —
Я боялася друга милова, своево мужа законнова,
Что гуляет мой сердешный друг в зеленом саду, в полусадничке,
Ни с князьями, мой друг, ни с боярами, ни с дворцовыми генералами,
Что гуляет мой сердешной друг со любимою своею фрейлиной, с Лизаветою
Он и водит за праву руку, они думают крепку думушку, крепку думушку,
Что не так у них дума зделалась, что хотят они меня срубить, сгубить…
Читайте также:
Загрузка...